Он приходит на тайцзи по средам и четвергам. У него нет имени, и про себя он думает, что он не человек. Серж сушит на батарее носки, в раздевалке душно, а Жека – простой парень – приехал на велосипеде из пригорода. Мастер, как всегда, в белых носках, загорелый, чем-то похожий на теннисиста, длинные седые волосы схвачены обручем, чтобы не падали на лицо. Сегодня изучают пан-лю-цзи-ань – искусство толкания руками, и он становится человеком, когда его касается другой человек. Одиночная форма, которую изучали на прошлой неделе, слишком абстрактна, ее можно исполнять и в космосе, вниз головой. Другой человек – это то хорошо, то плохо, что, впрочем, разделить бывает довольно непросто.

Дома на подоконнике через цветок на окне просвечивает солнце. Большие черные листья разрывают его на части. Оно плавится и висит, оно не опадает в разрывах листвы. Это его солнце и он часто думает об этом, когда остается один.

Если бы у него были деньги, он начал бы изучать тайцзи и раньше. Но деньги, как и многое другое, появляются почему-то потом. Не то, чтобы когда они уже не нужны, а как когда как-то уже не очень и хочется. Один человек называл это принципом изначального опоздания.

Почему он не может рассказать им, кто он? Впрочем, они и не спрашивают. Людям наплевать друг на друга, даже если они занимаются тайцзи. На тайцзи даже чаще. Здесь используют тело другого в своих интересах. Ты движешься, твои движения используют для себя. Закатывая глаза, получают свою долю священной энергии ци. Кто-то избавляется от фарингита, кто-то от простатита. Кому-то интереснее касаться женщин, кому-то мужчин. Новички вынуждены подчиняться, и его тело не исключение. Как говорит Серж, молодой мускулистый гомосексуалист, — всё в одном флаконе.

«Все эти пидарасы, конечно же, раньше занимались карате, читали Кастанеду, медитировали, ездили в Индию или Непал, занимались бальными танцами, а теперь их объединяют идеалы тайцзи… А я? Предпочитаю ли я саморазрушение своему отчаянию?»

Он смотрит на Мастера, вот кого он должен бы победить. Никто не должен знать, о чем ты думаешь, и тогда тебя и не поймают. Солнце, Луна и пустота. Линь, что привязывает к космическому кораблю. Линь, медленно разворачивающийся в бесконечном пространстве.

Когда он отъезжает от спортзала на машине, то обычно включает музыку. Каждый раз он думает, что больше сюда не вернется.

В четверг на тренировку приходит молодая женщина. Она разговаривает по-чешски, собирает волосы в пучок и закалывает их разноцветной заколкой в форме дракона. Она снимает Мастера на видеокамеру, она приехала из Праги, у нее легкий насморк (последствия кокаина, как он почему-то думает), пепельно белые волосы и насмешливый взгляд. Меняясь партнерами, они становятся в пару. В касаниях она оказывается легка и отскакивает при каждом его толчке, называя это flying. Задерживаясь в прыжке чуть дольше, чем обычный человек, она непринужденно, как кошка, собирает в воздухе свои разрозненные и немного нарочитые размахивания, чтобы снова четко опуститься на паркет, коснуться Земли, Солнца, Луны и своего имени.

Ее зовут Хопипо.

А его зовут Олег.

Но между ними есть разница. Хопипо знает, что ее зовут Хопипо. А Олег не знает, что его зовут Олег. С тех пор, как он потерял одну девушку…

— Это женщина мастера, — говорит в машине Жека, когда он как-то подвозит его до конечной станции метро.

Велосипед только летом, а сейчас уже поздняя осень. Жека обычный слесарь, если определять человека по труду. Но по ночам слесарь Жека читает Блейка и знает, что солнце – это не расплавленный камень, а сонм ангелов, поющих Господу славу.

«Глыбы льда висят на карнизах и готовы обрушиться на головы никчемных людей, глыбы льда, замерзающие причудливо, свисают, как сталактиты, они играют на солнце, которое их плавит. И так приручает их к их гибели. Но до зимы еще далеко», – думает Олег.

— Он живет с ней уже четыре года, – продолжает Жека. – Они познакомились в Праге. Это он только с виду старый. Я видел однажды на Валдае его белый, как у юноши, хуй.

Белый хуй, как сонм ангелов, спит в бессознательном простого народа. Народ спит и ему снится белый хуй. А иначе, почему одни становятся мастерами тайцзи, а другие проводят всю жизнь с какими-то трудно завинчивающимися болтами?

— Тело, как у мальчика. Это только лицо старое.

Жека выйдет у светофора, и перейдет на зеленый, Жека скроется под землей. Это на небе переходят на красный.

Хопипо легка, она смешно элегантно отпрыгивает, висит, изображая удивление, как будто ее застали врасплох, разбрасывает руки и ноги, как клоун, и неспешно, легко собирает их обратно, приземляясь, как кошка, собака, самка какого-то диковинного животного – не то игуаны, не то леопарда. Это и есть рассвет, утро, прилив, Гавайский бриз шевелит занавеску, на столике бокал красного вина, и через пальмы просвечивает солнце. Что еще происходит в космосе, когда распутывается линь?.. Всё, что ты хочешь, Олег. Но только сбывается это не сразу.

— Где ты был? – спрашивает жена, когда он ложится в свою холодную постель.

Оказывается, у Олега есть жена. Еще у Олега есть машина, домик в деревне, двухкомнатная квартира, стол, стул и растение на окне.

— На тайцзи.

— Так долго?

— Ты же сама сказала, что мне нужны восточные единоборства.

Она отворачивается к стене. Он гасит свет, ночная лампа – камень оранжево соляного кристалла. В чем природа пустоты? В пустоте ничего нет. В пустоте никогда не хочется сознаваться в том, отчего тебе так больно. Да и пчелы никогда не садятся на соты. Мед собирают счастливые клерки. Бассейн, да, лучше бассейн, думает он, прижимаясь к холодному телу жены.

Хопипо засыпает одна, в комнате без штор, за окном комнаты ветер, Луна, на черном небе белые облака, они движутся быстро-быстро; кажется, что Луна летит. Хопипо снимает комнату у одного наркомана, который иногда просит сходить ее за хлебом, потому что не может оторваться от своей игры.

Среди ночи Олег выходит под звезды. Ночь, мусорный бак и ясное, неожиданно черное твердое небо. Ветер стих и Луна зашла. Свет от звезд шел к вам миллиарды лет, шепчет учитель по географии. Подлежащее, сказуемое и дополнение. Никогда не признавайся, кто ты, Олег, чтобы с тобой не случилось то, что с тобой должно случиться.

Олег смотрит на звезды и думает о миллиардах лет, о громадности космоса, о том, что нигде, кроме Земли, жизни нет. Вокруг Олега вращается мир – дома, деревья, мусорный бак и даже звезды, которые так далеко. Даже они.

Хопипо спит на маленькой кушетке, диски и видеокамера лежат на полу. Кроме видеокамеры у нее еще есть фотоаппарат и какие-то странные кристаллы.

Где-то в темноте покоится Мастер, которого должен победить Олег.

Неизвестные люди, у них неизвестный мир, о котором нам ничего не известно, у которого нет границ.

* * *

В спортзале светло. На ногах у студентов удобная спортивная обувь. Добровольное подчинение принципам тайцзи, хотя у каждого своя работа. А тайцзи – это хобби, которое скрашивает жизнь и отличает тебя от толпы. Здоровье опять же, возможно даже смысл жизни. Есть, где потратить скопившуюся ненависть, в офисе ведь это не так-то легко. Волнообразная природа иллюзий опять же. Противник борется с пустотой, и вы побеждаете его не силой, а слабостью. Мастер в белых носках, львиная грива волос. Истины Дао дэ Дзин. «Хрупкое легко разбить, мелкое легко рассеять. Действовать надо там, где ничего еще нет». Когда Мастер отворачивается, Серж начинает снова учить Олега (вот уже четвертый месяц), как открывать и закрывать коа — паховые суставы.

«Как это сказала моя жена — только с мужчинами мужчина доказывает, что он мужчина?»

Птица пролетает через окно по вертикальной дуге. Голубое небо. Птица чертит свою траекторию и исчезает за окном спортзала. Олег оглядывается на Хопипо. За всю тренировку она не подошла к нему ни разу. Она все старалась попасться на глаза Мастеру. Но в этот раз Мастер почему-то не позвал Хопипо в круг, как делал это раньше. Он показывал приемы саньшоу с Алисой. Она младше Хопипо на четыре года.

В машине Жека говорит, что у Мастера было много женщин, а Алиса даже женственнее, чем Хопипо.

— Но зимой лучше терпеть, — продолжает Жека, — и выплавлять золотую пилюлю. Зимой семя надо экономить. Алхимия превращений, — многозначительно добавляет он. -Хотя… вон Виктор терпел, терпел, пока его не изнасиловала жена.

«Пригласить Хопипо в кино, на концерт или на выставку?»

Вечером в окне появляется вертолет. Он пролетает по прямой над домами. Пилот ДПС отслеживает движение на кольцевой. Возможно, ищут преступника. В гостях жена говорит, что у них счастливый брак. Странно, когда разбивается стакан, падающий со стола. «Я же говорила тебе, не надо ставить на край!» Секс по субботам, да секс по субботам. Но жена рада, что ее муж занимается тайцзи. Теперь он может два раза подряд, а раньше только один. Все эти семь лет она требует, чтобы он называл ее ужиком, от у. ж., что означает уютная женщина. У него и в самом деле никогда не было таких маленьких женщин, как она. Его жена обожает массажи и иглоукалывание, в гостях она любит вспоминать, как Олег за нею ухаживал, когда они еще не были женаты, да и дома часто напоминает ему об этом. А он молчит, и дома, и в гостях, потому что знает, что он совсем за ней не ухаживал, что он просто сдался тогда, семь лет назад, потому что у него совсем не осталось сил. Он должен был умереть тогда. И, может быть, и умер.

Маша, девушку звали Маша…

А космос очень большой, и свет от звезд идет к вам миллиарды лет.

* * *

У входа в «Английский дворик» Олега встречает итальянец Антонио. Зимние снежинки придают старому другу эффект новизны. Антонио стоит под фонарем в черном фраке, свет выхватывает из темноты его пронзительно белую рубашку, бабочка-галстук — приглушенный фиолетовый цвет, — все готово к праздничному ритуалу. Скоро Новый год. Снежинки садятся на полы и лацканы его пиджака, снежинки исчезают почти незаметно. Антонио, как всегда, улыбается. В отличие от Олега он счастливый человек, отец двоих детей и изменить жене для него не проблема. Как добрый бог наступающей зимы, он ждет уже спешащего где-то по тротуарам Олега.

«Главное не поскользнуться, — думает Олег, спеша по ступенькам из метро. — А вдруг она уже пришла?»

Снежинки падают на курчавую голову Олега и тают не сразу. Он тоже мог бы быть, как и Антонио, музыкантом или художником, режиссером или актером, если бы не…

От Антонио пышет жаром и маленькая рука Олега тонет в его большой горячей руке.

— Нет, никого пока не было.

— Ты на флейте?

— Нет, попросили на ударных, увидишь. Гранитные боксы — нечто вроде ксилофона.

Дверь раскрывается — мелькает блестящее, залитое светом фойе, волшебный мир мраморных лестниц, перил, огромных мраморных ваз — и… Антонио исчезает. Олег прячет бумажные билеты в карман и остается ждать Хопипо. Пять минут девятого.

«А вдруг она не придет?»

Рой пчел, клеверные поля, наркоманы собирают марихуану, наркоманы не спят при Луне, где-то далеко есть Гавайские острова, куда можно однажды полететь вдвоем, в парке там растет авокадо…

Хопипо появляется из ничего. Глаза ее блестят как-то странно.

— Луна месяц?

— Месяц Луны!

Они смеются и входят в фойе. Здесь тепло. Блистающий волшебный мир. Перила, лестницы, мраморные вазы…

— Кариатиды, кабриолеты, котелки, фрейлины, — Олег счастлив.

Счастье постигается внезапно. Он дурачится, как мальчик, или играет, как актер?

— Карлики, мажордомы, длинные платья, трости с алмазными набалдашниками, ожерелья из жемчуга…

Антонио появляется, как маг.

— Маг Антонио, мой лучший друг!

— Рад, рад, — сладострастно улыбается друг, и загадочная фиолетовая «бабочка» на его белой рубашке незаметно приоткрывает крылышки.

— Черный Принцесса Тайцзицюань, — улыбается Хопипо, протягивая руку.

— О-о…

Наплывает зал. Шуршание, скрип стульев, покашливание старушек, шелест программками, недовольные взгляды, нельзя опаздывать, уже звучит Фрескобальди, они садятся на первый ряд. Антонио молодец, вон он там, между виолой да гамба и фаготом, стоит за своими, как их там, гранитными боксами.

Хопипо в зеленом свитере, она сидит рядом с Олегом, совсем близко, исчезло расстояние вытянутой руки, это уже не тайцзи, рукав Олега касается ее зеленого свитера. Хопипо делает едва заметное движение и слегка прижимается. Фрескобальди, миф о принце, отнимающем свою мать у короля, Хопипо прижимается к Олегу, аплодисменты, на сцену выходит сопрано. Гранитный ксилофон пустоты, Саббатини, виола да гамба, фагот, альт, кабриолеты, темный подъезд, ее глаза как-то странно блестят… Но пока только антракт, газированная вода, пирожные; ах, какие крутой лестница; ты умеешь ходить на четвереньках? нет, а ты были в прошлое Праге? нет, а у тебя есть бабушка? у меня два бабушка, один до сих пор рулить на мотоцикл и пить вино; а кто твои родители? мои родитель учителя; они живут с тобой в Праге? да, отец работать в школе для даун — она продолжает серьезно — он учить их считать деревья; Олег должен что-то ответить, он не знает, что ей сказать (слава богу, звенит звонок); он молчит, потом говорит — пойдем в зал; да, идти в зал; они поднимаются из-за столика; проходят на свои места; Алессандро Оролоджо, Корозо, Орацио Векки; «он учит их считать деревья»… Концерт заканчивается веселой пьесой, автор — аноним семнадцатого века, это пьеса о девушке, которую укусил тарантул, оживление в зале, даже смешки, старушки одобрительно покашливают, пьеса называется “Pizzicarella mia”. На сцену выходят два сопрано, черное и белое, обе певицы начинают невинно, как никак классика, восемнадцатый век. Олег загадывает, кого из них укусит ядовитое насекомое, ту, которая справа, или слева? Фиоритуры все выше, сопрано справа начинает артистично сходить с ума, кажется, певица сейчас начнет задыхаться, старый друг за гранитными флаконами пустоты, конец второго отделения, аплодисменты.

— Мы, даосы, это понимаем, — многозначительно говорит Антонио, подавая Черной Принцессе Тайцзицюань пальто.

Хопипо говорит, что ей понравился концерт. Они оставляют Антонио в буфете со своими детьми, мальчик и девочка, дети музыканта, они тоже пришли послушать концерт. И выходят на снег.

Скользкие тротуары, опасные тропы, лианы, слышен океанский прибой, Хопипо тесно прижимается к Олегу, ее тело спрятано под пальто, скоро Новый Год, Олег, на откате пан-лю-цзи-ань локоть надо держать ниже, гирлянды огней, фейерверки в небе, новая жизнь, семь лет назад, Хопипо улыбается, ее глаза загадочно блестят, она случайно приближает лицо, ее губы так близко… ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>